Наталия Моисеевна Калашниква об экспедициях в Молдавию и к цыганским баронам севера Молдавии
Интервью с Наталией Моисеевной Калашниковой (Н.К.) ведёт Ксения Воздиган (К.В.)
К.В.: Здравствуйте! Мы вновь приветствуем вас в Российском этнографическом музее, где продолжаем рассказывать об очень интересной, важной, сложной, разнообразной экспедиционной работе наших сотрудников. И сегодня наш собеседник - заведующий отделом этнографии Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы, Наталия Калашникова.
Наталия Моисеевна, мы всегда начинаем с истоков. Расскажите, пожалуйста, когда вы впервые узнали об этнографических экспедициях, как это случилось и что послужило для вас, может быть, стимулом к тому, чтобы заниматься этой работой?
«Я еще школьницей отправилась вместе с археологами на раскопки древнерусского города»
Н.К.: Вот такой вопрос объемный. Все началось со школы. Ещё в школьные годы я очень увлекалась археологией, искусствоведением. Тогда в обучение входила производственная практика, я устроилась лаборантом в Институт археологии. И, конечно, после зимней работы, когда начался полевой сезон, мне предложили поехать в экспедицию, и моя первая экспедиция состоялась после девятого класса.
Я еще школьницей отправилась вместе с археологами на раскопки древнерусского города. Это было очень увлекательно, очень интересно. То, что археологическая экспедиция отличается от этнографической, я узнала уже значительно позже. Имея закалку археологических экспедиций, так сложилась дальше моя жизнь, что я всё-таки поступила в [Ленинградский] Государственный университет, на кафедру истории искусства, где тоже продолжались экспедиции, но там мы занимались изучением древнерусской архитектуры, и это были тоже очень сложные, тяжелые, физически тяжелые раскопки. Поэтому, когда я завершила обучение в университете и попала, благодаря практике, которую я проходила в Российском этнографическом музее, в стены музея, моя первая экспедиция в Молдавию показалась мне просто замечательным отдыхом по сравнению с сложными экспедициями археологов.
«Умение беседовать с людьми, хозяевами этих вещей, умение их разговорить, объяснить задачу, которая стоит, и как хорошо этим вещам будет, и как они будут сохранены в музее...»
К.В.: Расскажите, пожалуйста, как это было? Вы пришли в музей. Сколько времени прошло с момента вашего поступления до момента первой экспедиции? Как, может быть, руководство отдела и музея решило, что именно вы должны туда поехать? И расскажите, пожалуйста, подробнее о вашей первой экспедиции, чем она запомнилась и чем она была для вас уникальна?
Н.К.: Так много вопросов, но они все правильные. Так случилось, что на последнем курсе университета практику я проходила в Российском этнографическом музее, в отделе русской этнографии у совершенно замечательного сотрудника Галины Николаевны Комлевой. Она хранила одежду, и, наверное, именно она привела мне эту любовь к костюму, хотя я и раньше им интересовалась.
Когда я заканчивала университет, в нашем музее вдруг образовалось, что было редкостью, место научного сотрудника, но отдела не русской этнографии, а тогда он назывался Украина-Белоруссия-Молдавия (теперь это отдел этнографии Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы). И я, в общем, не то чтобы не раздумывая, но с удовольствием согласилась, потому что музей мне уже тогда понравился. Но я совершенно не была знакома с бытовой и духовной культурой молдавского народа. И вот пришла в музей, получила задание, а именно тогда в музее создавались новые экспозиции, в том числе, никогда не было экспозиции по молдаванам, и нужно было её сделать, и вот такое большое задание, которое наш отдел получил, и я в частности, это было создать экспозицию. Для того, чтобы её создать, нужны экспонаты, и когда мы стали смотреть, достаточно ли у нас этих экспонатов, выяснилось, что нужно что-то, без чего мы не можем обойтись, приобрести или получить, или каким-то образом заполучить в наш музей.
Тогда было принято решение, что произойдет целый ряд экспедиций, причем в это время строилось несколько экспозиций и по белорусам, и по народам Прибалтики. Были изысканы средства, и сотрудники музея отправились в разные уголки Советского Союза, для того, чтобы добрать недостающие материалы. Хотя прекрасные коллекции уже были, но, как всегда, в музее нельзя сказать, что они равномерные, что эти коллекции могут рассказать обо всех интересных сторонах жизни того или иного народа.
И вот, моя первая экспедиция состоялась очень давно, в 1970 году, в Молдавию. Тогда у нашего музея были очень хорошие отношения с местными Академиями наук. Меня с удовольствием приняли в академическую экспедицию, и мне очень повезло, потому что, конечно, не зная территории, не зная многого о народе, хотя, конечно, я старалась подготовиться, состоялся этот первый выезд. И дальше, я думаю, что лет 20 подряд я ездила в экспедиции, узнала о том, что Молдова очень многоэтничная территория, хоть и небольшая в сравнении со всей Россией, Советским Союзом, но там проживают самые разные этносы, и сами молдаване отличались от русских, украинцев, белорусов, тем, что это романы по происхождению, по языку, по культуре, имея много общих черт, конечно, имели свои отличия, но на территории Молдовы проживали и продолжают проживать и болгары, и гагаузы, и цыгане, и евреи.
То есть очень-очень смешанный состав населения, которые в результате контактов между собой создали совершенно особую этнографическую ауру, в которую я и окунулась с молодых лет и до сих пор продолжаю.
К.В.: Надолго ли окунулись в первую экспедицию? Это была длительная поездка?
Н.К.: Тогда разрешалось месяц экспедиции, это здорово, это много. Предположим, 28 дней. Потом я стала присоединять еще отпускное время, и, таким образом, примерно два месяца в год я проводила на этой территории, что, конечно, позволило мне достаточно глубоко узнать этот народ, и не один, а несколько, привезти в музей довольно большие коллекции по разным народам.
И самое главное, построить экспозицию, которая до сих пор у нас существует, и это единственное в Российской Федерации место в наших музеях, где можно узнать о молдаванах.
К.В.: Еще один повод прийти в музей и увидеть эту единственную в стране экспозицию. Наталья Моисеевна, а что было самым сложным для вас, как для неопытного исследователя? С чем неожиданным вы столкнулись в поле, с чем-то таким, о чем вы не могли подумать, находясь в музее?
Н.К.: Подумать-то я могла. Самое сложное — это язык, потому что, бывая в украинских домах, в русских, естественно, у болгар и гагаузов, которые, зная свой язык, прекрасно говорят и на русском, молдаване старались в своей среде говорить на молдавском, и первые два года я занималась тем, что учила язык, и в экспедиции элементарные слова, и приезжая в Ленинград, обращалась на кафедру румынского языка на филологический факультет в университет для того, чтобы элементарно как-то научиться понимать, а без этого очень сложно.
К.В.: Каким образом осуществлялся экспедиционный сбор, то есть как это организовано? Мне кажется, нашим зрителям интересно узнать, это покупка или это вхождение в доверие к информантам, это какие-то дары как это происходит?
Н.К.: Знаете, очень по-разному, но определенная сумма денег нам выделялась и, естественно, часть предметов, которые мы обнаруживали в домах, мы приобретали. Существовала специальная документация, правильное оформление которой было довольно сложной штукой, потому что всё нужно было заверить на местах, здесь отчитаться, обо всем этом написать в отчете, который потом поступает в архив нашего музея.
Но опять же, умение беседовать с людьми, хозяевами этих вещей, умение их разговорить, объяснить задачу, которая стоит, и как хорошо этим вещам будет, и как они будут сохранены в музее, это опять же возможность и коммуникации с человеком, но и языковая возможность. Поэтому мне очень помогали сотрудники молдавской Академии [наук], более того, у них в отряде всегда работали студенты Кишиневского университета, помощников у меня было очень много, я им за это очень благодарна, потому что без их помощи проникнуть в культуру, понять было бы очень сложно.
«Пришлось найти, уговорить и привезти вертикальный ткацкий станок с натянутыми нитями, с начатым ковром, для того, чтобы теперь мы могли показывать нашим посетителям»
К.В.: А насколько большую коллекцию удалось тогда собрать в ваш самый первый приезд?
Н.К.: Самый первый приезд, я думаю, что это в районе 50 единиц хранения, как мы говорим, экспонатов жёсткого и мягкого резерва, то есть это предметы и дерева, и глина, деревянные, керамические сосуды, металл, но в меньшей степени, конечно, всевозможный текстиль.
Это не только элементы костюмов, но это предметы убранства интерьера, замечательные молдавские ковры. Но я должна сказать огромное спасибо моим предшественникам, потому что придя в музей, училась и знакомилась сначала с той коллекцией, которая хранилась в музее, и только то, чего чуть-чуть не хватает, я старалась добрать.
К.В.: Наталия Моисеевна, чтобы наши зрители имели представление о масштабах вашей экспедиционной деятельности, скажите, пожалуйста, сколько экспедиций вы всего совершили с 1970 года, и какова их география? Это же не только, наверное, была Молдавия, это какие-то другие регионы?
Н.К.: Немножко Западная Украина, но в основном Молдавия. Ведь у нас есть специализация в музее, и, в общем, она выдерживается, и в экспедиции мы ездим в основном на ту территорию, к тем этносам, которыми занимаемся. Другое дело, наша выставочная деятельность. Вот тут действительно, благодаря музею, вместе с выставками, куда входили и экспонаты нашего отдела, удалось поездить очень широко. А так, ну, я думаю, что 20 - 25 экспедиций, даже больше. И около 800 предметов собрано.
К.В.: Часть из них на экспозиции?
Н.К.: Да, часть из них на экспозиции. Например, для того, чтобы понять, как делают молдавские ковры, нужно понять, какая технология. А как её поймёшь, не понимая, на чём, с помощью чего их вырабатывают? Пришлось найти, уговорить и привезти вертикальный ткацкий станок с натянутыми нитями, с начатым ковром, для того, чтобы теперь мы могли показывать нашим посетителям, а среди них очень много детей, которые абсолютно ничего об этом не могут знать, и только благодаря музею они познают такие вещи.
К.В.: А этот ковёр со станком, он же очень большой, были ли сложности в транспортировке? Мне кажется, что эти бытовые детали, на которые, может быть, исследователи не останавливают внимание, они для наших зрителей, наверное, интересны.
Н.К.: Он действительно большой, но он же раскладывается. Вот другое дело, что там мне помогли его разобрать, упаковать, я тщательно всё записала. Вообще, отправить вещи после экспедиции - это целая история: нужно было идти на железнодорожный вокзал, там провести довольно долгое время, чтобы договориться как, каким образом оплатить всё это. И когда экспонаты прибывают, уже с помощью наших сотрудников, рабочих мы получали и привозили в музей, а вот дальше, если бы не было наших замечательных реставраторов, даже имея все мои записи, которые я тщательно делала, я бы не могла одна собрать станок.
После того, как он был собран, это было великое счастье, и он так до сих пор теперь у нас и экспонируется, больше мы его не трогаем, только чистим, обновляем, но он служит нам верой и правдой для того, чтобы показать, как же это производилось.
К.В.: Мы это рассказываем для того, чтобы наши зрители понимали, что экспедиционные выезды — это не только радость открытия и исследовательские озарения, но и те бытовые мелочи, о которых непринято говорит. Может быть, вы откроете для нас, наших зрителей, еще какие-нибудь небольшие секретики общения с информантами, как к себе расположить человека так, чтобы он рассказал ту информацию, которая необходима?
"Знаете, я думаю, что одно из важнейших — это уважать людей разных национальностей, разных вероисповеданий. Они это очень чувствуют"
Н.К.: Вы знаете, это очень непростой вопрос, и это качество исследователя - уметь сориентироваться. Люди разные, нет единого ключа, это каждый раз новый человек. Отправляясь в экспедицию, если я знала, что посещу уже известных мне людей, обязательно придумывала какие-то подарки, недорогие подарки, но для них приятные. Например, я знала, что в Молдавии очень ценятся галоши нашего производства, фабрики «Красный треугольник». Я уже знала, что людям нужно и несколько пар таких галош везла в подарок. И я хочу сказать, что эффект был замечательный. Но это, может быть, немножко смешной пример, но я всегда брала какие-то буклеты о Петербурге, которые можно было подарить, информацию о нашем музее, сколько путеводителей нашего музея я перевозила туда, просто не счесть.
Когда стали выходить буклеты о нашей молдавской экспозиции, я везла эти буклеты и показывала, что вот есть такая экспозиция, что для нее нужно еще вот такой-то такой экспонат, и это тоже имело свое благоприятное действие. И от того, насколько ты умеешь войти в доверие к человеку, поговорить, выслушать массу вещей, которые тебе не очень нужны, но их нужно послушать, потому что человек хочет выговориться, это тоже нужно.
Иногда среди этого какое-то интереснейшее этнографическое зерно проскочит, вечером сидишь и в дневник вписываешь информацию, потому что при человеке не всегда удобно записывать. Это потом появились диктофоны, но не все любят и разрешают их включать. То есть тут очень разные методы могут быть.
Знаете, я думаю, что одно из важнейших — это уважать людей разных национальностей, разных вероисповеданий. Они это очень чувствуют. Если с уважением, с вниманием к ним относишься, то и воздаётся сторицей такое. И ты получаешь массу интересной информации, иногда очень личной, иногда какой-то значительной, даже государственной.
Но на то мы и этнографы, чтобы всё это впитывать и потом осмыслять и писать об этом.
К.В.: А какая работа происходит после того, как исследователь возвращается из поля? Что он должен делать?
Н.К.: Во-первых, еще не возвращаясь, а находясь в экспедиции, вечерами, когда другие отдыхают, ты всё это записываешь и составляешь план работы на следующий день. Возвратившись, все полученные материалы приводишь в порядок, потому что спешные записи, нерасшифрованные слова и так далее, всё это нужно привести в порядок, пишется отчет, приводится в порядок вся видеосъемка, фотосъемка и так далее, и вот этот весь комплекс работ, когда он проделан, когда в архив поступил отчет, когда в фототеку - собранные материалы, когда на закупочно-фондовую комиссию представлены привезенные предметы, которые только будучи принятыми закупочно-фондовой комиссией, пройдя дезкамеру, реставрацию, осмотр, попадают в фонды и становятся экспонатами, только когда весь этот комплекс работы сделан, то этнограф-исследователь может приступать к анализу и желанию из полученного материала дальше писать, со временем - книги, участвовать в тематических конференциях, если подходят те материалы, которые ты привез.
Для этого, например, очень хорошие Санкт-Петербургские этнографические чтения нашего музея. Это конференция, которая уже, по-моему, 20 лет существует, и на которой всегда находится место докладчикам, рассказывающим о результатах экспедиционной деятельности или полевой деятельности. А она, может быть, как я сказала, разная. Теперь это поле не только выезд в какую-то отдаленную местность, это, может быть, работа на территории города, но тут уже зависит от интересов и возможностей исследователя.
«Мне удалось поработать не только в молдавских, болгарских, гагаузских, украинских сёлах, но и побывать у цыганских баронов»
К.В.: Наталия Моисеевна, мы поговорили о вашей первой экспедиции, но я знаю, что есть какая-то экспедиция из недавних, очень интересная, о которой мы с вами до начала записи видео хотели поговорить. Это что-то потрясающее, судя по фотографиям, которые наши зрители тоже увидят. Расскажите, пожалуйста, что это был за выезд, почему он особенный, и что удалось получить в результате?
Н.К.: С удовольствием расскажу, но прежде скажу вот о чем. Я уже сказала, что территория Республики Молдова очень многоэтнична, и мне удалось поработать не только в молдавских, болгарских, гагаузских, украинских сёлах, но и побывать у цыганских баронов. Многие годы, ездя в Молдавию, я даже не мечтала об этом. Цыгане очень интересный, сложный этнос, со своей очень тяжёлой историей, который к себе практически не допускает. И во время наших академических экспедиций, руководитель нашей экспедиции, доктор исторических наук Вячеслав Зеленчук, это мой научный руководитель, моя первая кандидатская диссертация, сколько мы не ездили, не колесили, а мы объехали практически север, центр и юг Молдавии, всегда проезжали мимо двух городов, где оседло проживают цыгане — это Сороки и Атаки, расположенные на севере Молдавии. И любое приближение к ним вообще чревато было сложностями. Убить нас не убивали, конечно, но и не допускали. И когда Валентин Степанович попытался сфотографировать издали, с дороги дом, а дом был очень интересный, все стены были расписаны удивительными такими а-ля примитив картинами, и когда он только нацелился фотоаппаратом, ему тут же указали, что этого делать нельзя.
Я это очень хорошо запомнила и даже не пыталась, но уже в 2010 году, будучи в Академии в Молдавии, я познакомилась с тогда еще молодым сотрудником Ионом, который был наполовину молдаванин, наполовину цыган. Он знал цыганский язык, занимался цыганами, входил уже в цыганское сообщество при правительстве Молдавии. Я попросила его, не взял бы он меня с собой в небольшой выезд, который был связан не просто с праздным интересно. Всё дело в том, что в то время нашему отделу было поручено создать новый тематико-экспозиционный план региональной экспозиции, на которой были бы представлены не три этноса: украинцы, белорусы и молдаване, а восемь этносов, которые проживали на территории Молдавии. Это украинцы, молдаване, болгары, гагаузы, цыгане, евреи и русские. Если по этим этносам у нас уже в основном были материалы, то цыганского костюма у нас не было, хотя мне сказали, что цыгане вам ничего не продадут, куда вы вообще хотите попасть, но я сказала, что давайте все-таки попробуем.
И в 2011 году состоялся наш первый визит. Ион предварительно договорился, что не один приедет, а с сотрудником Российского этнографического музея.
К.В.: То есть нужен был обязательно проводник?
Н.К.: Обязательно. Просто так было невозможно. И этот проводник появился вот-вот, потому что до этого такого специалиста в Молдове я не могла найти. Нужно сказать, что я, как могла, готовилась, я всё, что могла, прочитала, как кабинетный учёный, те книжки, которые были доступны, и в интернете информацию посмотрела.
К.В.: А много ли было написано?
Н.К.: О цыганах достаточно много написано. И в Советском Союзе, и в Российской Федерации. Есть такой очень известный специалист Бессонов, в Академии наук в Москве, в Институте этнологии Надежда Деметер, специалист, цыганка, с высшим образованием, а таких цыган достаточно много, и об этом нужно говорить. Цыгане все очень разные, есть масса образованных, я уж не говорю о артистической цыганской плеяде.
Но, нужно сказать, что это помогло мне в нашем экспедиционном выезде, но всё равно была масса неожиданностей.
К.В.: Каких, например?
Н.К.: Когда мы приехали в город Сороки, половина жителей: молдаване, украинцы, евреи, русские, они жили и живут в одной части Сорок. А отдельная часть, махалла, как они называют, это цыганская махалла. И вот туда просто так прийти и ходить, и о чём-то расспрашивать без проводника и без предварительной договорённости просто невозможно.
Такая договорённость была, и поэтому там меня познакомились с двумя баронами. Роберт Черарь, очень интересный мужчина средних лет, владелец фабрики по обработке гречки, на которую он приглашает цыган для работы. И второй, Артур Черарь, совершенно другой тип человека. Он тоже барон, но он ничего такого для работающих цыган не придумал. Он в основном занимается торговлей.
Беседа с ним была очень разная, очень интересная, но замечательная, совершенно потрясающая архитектура тех домов, в которых они проживают. Я думаю, у нас будет возможность показать мои фотографии.
Сейчас эти цыгане оседлые, но мы все знаем, что это кочующий народ, который очень много чего видел, очень много ездил по Европе, поэтому среди архитектурных сооружений, домов, когда ты на них смотришь, то возникают ассоциации с венецианской архитектурой, с американской архитектурой, с, предположим, русской классикой.
Кто-то побывал в Москве, ему очень понравился Большой театр, поэтому он постарался так построить свой дом и наверху водрузить коней, только не квадригу, а трёх коней. Как они не падают, до сих пор загадка для меня. Очень интересные в итальянском стиле дома двух- и трёхэтажные с арками, башенками и так далее. Кто-то посмотрел фильм «Титаник», поэтому у него дом, который воспроизводит хотя бы абрис этого корабля.
Кому-то очень понравился Капитолий, и он тоже постарался соорудить. Но удивительная особенность этих домов — они почти все недостроены. Почему? Все дело в том, что тут срабатывает цыганская смекалка. Пока дом не построен окончательно, с него не берут налог.
Поэтому многие дома внешне очень хорошо выглядят, но внутри далеко не вся отделка выполнена.
К.В.: Почему, в принципе, есть такая склонность к постройке домов такого экзотического вида?
Н.К.: Цыгане всегда хотят выделиться. Они особенные и по манере поведения, и по образу жизни, и по жилищу. Шикарный дом, наполненный интерьерами, обставленными современными мебелью, и рядом может стоять маленькая кухонька, в которой они будут продолжать жить.
А в этих домах они только бывают, принимают гостей для того, чтобы можно было показать, как они богаты и так далее. И только некоторые из них, вот еще один пример, еще одного барона, вернее, семьи барона из города Атаки, его уже нет в живых, но его вдова хранит традиции и тоже нас приняла, там совершенно современно отделанная кухня, в которой она работает.
Поэтому всё-таки не только на показ такие вещи делаются, но в основном, конечно, срабатывает эта манера кочующего цыгана, которые чуть-чуть пожив там, отправляется дальше. И нужно сказать, цыгане работают в основном за границей, но на Рождество и Пасху они стараются приехать домой. И вот в Сороки собираются огромное количество цыган, даже не живущих здесь, чтобы попраздновать и посмотреть на этот город, он удивительный. Нечто похожие есть в Румынии по архитектуре, но это Румыния, а это Молдова.
К.В.: Вы сказали, что очень сложно случайному человеку попасть в эту часть города, и ваш приезд был согласован. То есть люди, с которыми вы беседовали, они тщательно готовились? Они вам транслировали, наверное, ту информацию, которую они хотели, чтобы вы услышали, интерпретировали.
Н.К.: Не совсем так, нет. Более того, они даже готовы были отвечать на мои вопросы.
К.В.: Как можно из информанта выудить то, что он, может быть, не очень хотел бы этнографу рассказывать?
Н.К.: Начнем с того, что барон был предупрежден о нашем приезде, и первый дом, куда мы пришли, был его дом, мы с ним поговорили, и нам было разрешено дальше идти по городу, по этой части, по цыганской махаллии.
И даже было сказано, что его родственники нас ждут . Обходя и просто любуясь и фотографируя различные строения, мы подошли к дому, о котором нам говорили, к его родственникам. Они были предупреждены, что мы придем. И мы стали беседовать, причем только со старшей в доме.
Двор чисто выметен, чистота необычайная. Девушки одеты в современные длинные платья или юбки, блузы. В коротком нет. И вообще в таких домах за девушками очень следят. И, может быть, этим и объясняется то, что их довольно рано выдают замуж, чтобы девушка не была испорчена. Цыгане к этому очень серьезно относятся.
Мы беседовали в основном с пожилым мужчиной. Поскольку у меня была задача каким-то образом приобрести цыганскую одежду, костюм, то я спрашивала о том, кто живет в доме. Сказали, что вот не так давно бабушка, прабабушка умерла, тогда я аккуратненько спросила: «Не осталось ли от неё каких-то вещей?». Он кивнул одной из молодых, та убежала в дом и принесла мне целый узел чистого белья, я аккуратно раскрыла, стала рассматривать, он комментировал, и когда я спросила о головном уборе, он на себе показал, как завязывается головная косынка. Когда я из этого вороха отобрала три юбки, блузку, несколько шалей, он внимательно смотрел, комментировал, что это такое, я спросила об обуви, мне тут же принесли маленькие, небольшого размера туфельки ручной работы.
Он рассказал, что были сапожники, которым можно было заказать такую обувь на каблучке. Она теперь есть и у нас. Но когда я отправлялась в эту поездку, я у всех этнографов спрашивала, вот, например, с молдаванами обязательно за покупку нужно выпить полстакана вина, поговорить. А как вести себя с цыганами? Нужно ли торговаться или нельзя торговаться с цыганом, я не знала. И когда я отложила эту кучку и спросила: «Скажите, пожалуйста, я бы хотела для музея приобрести, сколько это стоит?». Он очень серьезно на меня посмотрел и назвал сумму в долларах.
К.В.: Большую?
Н.К.: Я считаю, что нет, но приличную. Я молча, ни слова не говоря, в сумку и положила их на стол. Он посмотрел на меня, посмотрел на деньги и девушке сказал: «Подарок!». Та убежала в дом и вынесла маленькую фигурку Тараса Бульбы.
Бродя по этим домам, я заметила, что они очень любят эти фигурки: Царевна Лебедь, люди в разных костюмах разных народностей,
К.В.: Они керамические? Фарфоровые?
Н.К.: Фарфоровые, наши, советского производства, статуэточкой, которые они отдельно в буфете держат, им они очень нравились.
Я, значит, Тараса Бульбу прижала к себе, поблагодарила, но сказала, правда, что мне еще на деньги надо оформить документ. Он согласился и мы пошли в дом, где был накрыт стол, и он меня предупредил, что если цыгане будут угощать, ни в коем случае нельзя отказываться, потому что они думают, что ты брезгуешь и так далее.
Всё было очень пристойно, бокал вина, салат, я со своими документами всё заполнила, он мне всё подписал. Я сижу и думаю, всё хорошо, но нет украшения, а цыганка без украшения — это не цыганка.
В основном, они всё-таки носят золото. Небольшие цыганские серьгии, они так цыганскими называются из-за формы, это известно. Кольца и перстни цыгане носят золотые. Естественно, я об этом не мечтала. Но практически у каждой цыганки есть янтарные бусы, это плавленые янтарь, это бусы, как я потом выяснила, в основном производства какой-то из казахских фабрик, которыми широко торговали в Советском Союзе. По двору ходила цыганка с длинной ниткой такого винного цвета янтарных бус. Я на неё посмотрела, но уже как-то не решалась. И когда все разговоры были закончены, в пакет упакована дорогая для меня покупка, Тараса Бульбу я не выпускала из рук, потому что за подарок надо благодарить всё время. Мы уже распрощались, оттрапезничали, уходим со двора. Эта цыганка подходит ко мне и говорит: «А что же ты у не купила мои бусы?» - «Так у меня уже и денег-то не осталось». Она спрашивает: «А сколько осталось?». Смотрю в кошельке, а там молдавские леи. Она говорит, мало. Я говорю, что больше нет. Она согласилась. И таким образом, я получаю ещё к нашему комплексу и бусы. Я была очень горда, что привезу полный комплект.
Мы уже однажды его выставляли на выставке в музее, но я очень надеюсь, что когда все-таки у нас будет построена региональная экспозиция нашего отдела, мы сможем там показать и этот костюм тоже.
К.В.: А до этого не было полного цыганского костюма?
Н.К.: Не было, были только отдельные вещи. Вообще, готовясь к поездке, я посмотрела, что есть у нас, но ведь цыгане разные. В нашем отделе было всего 10 предметов, но есть цыгане азиатские. Я уже не говорю о том, что есть цыгане московские и ленинградские, теперь петербургские, но, по-моему, этих экспонатов в нашем музее нет. У нас есть шикарный костюм крымской цыганки, который мы в свое время показывали на интереснейшей выставке народы Крыма, он очень старый, очень ценный.
Есть кое-что в фондах Средней Азии, но, в общем, очень-очень мало. Поэтому вот такая замечательная была экспедиция, и, конечно, я очень благодарна моему коллеге, этнографу из Молдавии. Мы дважды совершили экспедиции на территорию к баронам, а кроме того, потом я еще выезжала на юг Молдавии, но это уже другая история. И там, если на севере Молдавии цыгане живут осёдло и всё-таки отдельно от других этносов, то цыгане юга живут по-другому.
К.В.: Наталия Моисеевна, среди ваших фантастических экспедиционных фотографий есть фотографии свадьбы. Расскажите, пожалуйста, как вам удалось на неё попасть?
Опять же, только благодаря барону Роберту Черарю. Он сказал, что будет свадьба, но не очень богатая. На свадьбу у нас ходят не только по приглашению, не только родня, любой человек может прийти и поздравить, это нормально. Я попросила предупредить. Он выполнил свое обещание, и мы пришли не вместе с ним, он уже был там, он к нам вышел, представил нас. Нас очень хорошо встретили. У меня всегда был подарок, всем я дарю календари Петербурга, цыгане очень рады подаркам, и, казалось бы, такая простая вещь, но наш календарь с красивыми картинками о Петербурге произвёл колоссальное впечатление.
При входе обязательно вам бокал вина выдаётся, нам было разрешено фотографировать, общаться. Петь особенно там не пели, но танцуют все. Очень много общего с молдавскими танцами и очень много звучавшей молдавской музыки, хотя когда пение, то, конечно, цыганское.
Очень интересно, что традиционно мужчины и женщины сидят отдельно, за отдельными столами. Это было летнее время, поэтому празднование на улице, под палатками, тенты такие. Отдельный разговор, какая пища, отдельный разговор, какие одежды. Современные одежды, но нужно сказать, что всё-таки женщины очень любят бархат и шёлк, и праздничными считаются одежды из этих материалов, но всё-таки чаще встречаются юбки и верхние кофты, блузоны, чем платья.
Всё-таки платье — это не цыганский наряд, а вот шали почти обязательны. Мы не могли отследить все этапы самого празднества, кое-что потом удалось записать, при работе с информантами. А когда идёт свадьба, ты успевай поворачиваться и фиксировать то, что есть.
Мне удалось, например, сфотографировать танец. У молдаван — это посажённая мать, нанашка.. Если выясняется, это очень важно, что невеста честная. Когда-то у русских танцевали с рубахой, с капельками крови, то у цыган она танцевала с гроздью винограда и бутылкой водки. Вот такая фотография есть, Не скажешь, остановитесь, я сейчас вас фотографирую, тут совершенно другая ситуация . Очень много танцев сообща, то, что характерно вообще и для романцев, но не даром же цыгане себя ромами называют, и молдаване романцы, круговые танцы мы наблюдали в большом количестве.
Очень интересно, конечно, когда преподносят дары, но не всегда это можно увидеть. Люди среднего возраста, пожилые, мужчины и женщины сидели порознь за столами, в палатке на улице, то в доме, в самой большой комнате дома собралась молодежь, и туда сначала вышли молодые. Не сразу, сначала молодежь просто праздновала без них. Но окна открыты, и мы могли в окно сфотографировать. Вот поэтому, кое-что удалось зафиксировать, а потом, на следующий день мы уже работали с информантами, и они поподробнее рассказали. Удалось записать всю последовательность цыганской свадьбы. Кстати сказать, она уже опубликована. Вообще есть в России цыгановеды не только в Москве, очень большой центр в Перми, выходят серии интересных сборников, где мне удалось отправить рассказ о цыганской свадьбе.
К.В.: Здорово, Наталия Моисеевна, в завершении беседы мы всегда задаем мой любимый вопрос. Мы все знаем, что этнографы довольно суеверные люди, многие из них. Доводилось ли вам сталкиваться с какими-то необъяснимыми проявлениями традиционной культуры?
Н.К.: Мы не все вещи можем объяснить, конечно. Два примера приведу в завершение рассказа о посещении цыган. Еще один очень интересный и сложнейший момент, момент смерти. Если в традиционных культурах это нормально, все люди рождаются, живут и умирают и к этому готовятся, то в нашей современной жизни, конечно, это всегда удар по нам.
И вот, когда мы приехали в Атаки, это второй цыганский город, и беседовали со вдовой барона, которого очень уважали в Атаках, он очень много хорошего сделал для людей, об этом много рассказывали. Я была наслышана, что какое-то удивительное захоронение этого человека, мне разрешили и повели посетить склеп, в котором мумифицирован барон. Но до этого мне рассказали такой случай: когда умер тоже один очень уважаемый цыган, очень богатый, его мумифицировали, и он сидел за столом на своих собственных поминках. Я этого не видела, об этом только рассказали, но то, что я видела своими глазами, мы приехали на кладбище, где этой богатой семьёй откуплен целый участок. Там выкопан склеп, покрытый бронированным стеклом, с люком, но закрытым в тот момент, с лестницей, то есть туда в определенные дни семья может спускаться. В центре этого пространства стоит гроб, но закрытый, в нишах стен расставлены, как мы это знаем по захоронениям египетских фараонов, напитки, дорогие вещи, часы и так далее. Я аккуратно спросила, как тело не разлагается, сказали, что всё предусмотрено, там вентиляция, загорается свет, горит шикарная люстра. Объяснение, кроме как они так захотели и сделали, я найти не могла.
К.В.: Но это нетипичное сохранение.
Н.К.: Когда-то цыганке в могилу клали сопутствующие вещи: зеркало, помаду, предположим, трубку для курения. А мужчине нож, обязательный атрибут. Я слышала рассказ, что в Сороках на кладбище вместе с одним очень уважаемым ушедшим бароном замуровали его машину. Но туда попасть нельзя, а здесь это всё можно еще и увидеть.
Еще однажды присутствовала при заговоре. Это уже совершенно другая история, с другим этнографом. Вообще, конечно, в экспедиции, в районах, где ты не свой, стать своим очень сложно, поэтому обязательно нужны контакты с местными. И вот мы были вместе с этнографом Марьей Васильевной Маруневич, и у неё была беда. Её сын женился, но они никак не могли иметь детей. И вот она меня взяла с собой, и мы поехали к знахарке. Я просто присутствовала при заговоре. И всё потом получилось. Понимаете, у этих людей родился ребёнок. Помогло это, не помогло, не знаю, но заговор был сделан. Я записала всю церемонию, она у меня тоже есть.
К.В.: Это можно было делать?
Н.К.: Да, мне разрешили, я даже сфотографировала. Но вопрос открытый. Знаете, я в черных кошек не верю. Я считаю, что нужно как можно больше знать о народе. Тогда меньше будет загадок. Но всё равно случается.
К.В.: Наталия Моисеевна, спасибо большое, очень интересный рассказ, замечательные экспедиции.
Н.К.: Спасибо, спасибо. Я буду рада, если удастся этот рассказ проиллюстрировать, потому что можно сто раз услышать, но лучше увидеть. Вот что этнографу надо - обладать и умением фотографировать, и записывать. Это теперь мы многостаночники. Когда-то, в начале ХХ века, наши предшественники отправлялись с прекрасными фотографами, и благодаря этому мы имеем потрясающую фотографию.
К.В.: Дорогие зрители, следите за нашими выпусками. Мы планируем рассказать вам еще очень много интересного об экспедиционной работе наших сотрудников.
